«Европейская правда» встретилась с президентом Эстонии Керсти Кальюлайд в Киеве 23 августа, сразу после завершения саммита Крымской платформы. И эта беседа очень отличалась от нашего предыдущего интервью два года назад.
В первую очередь – тональностью в оценках реформ при действующей власти. И это неудивительно, ведь тогда, вскоре после избрания Зеленского и нового парламента, Запад скорее наблюдал, чем оценивал. Впрочем, есть и то, что осталось неизменным. В 2019 году Кальюлайд критиковала предыдущую власть, а сейчас – нынешнюю за отсутствие прогресса в судебной реформе.
Формулировки могут вас удивить жесткостью. Признавая, что реформы все же продвигаются, президент несколько раз повторила, что советует своему бизнесу не вкладывать деньги в Украину, а только торговать с ней.
И это – не единственная неожиданность этого интервью.
В частности, нечасто приходится слышать от политиков из балтийских государств настолько жесткие и скептические прогнозы о перспективах членства Украины в НАТО и ЕС (более скептические даже, чем от должностных лиц Альянса). Мы не знаем, с чем это связано – то ли с избирательной кампанией в эстонском парламенте (Кальюлайд хочет переизбраться и ищет голоса), то ли с изменением отношения к нашей стране и в определенной степени к России. Важнее сам факт смещения акцентов со стороны политика, которого несомненно считают дружественным к Украине.
«Нельзя приравнивать российскую и советскую оккупацию»
– Вы – частый гость в Украине.
– Я не могу даже сосчитать, сколько раз я была в Украине, и не только в Киеве – на этот раз, в частности, я была на Херсонщине. И хотя украинский язык я не выучила, но должна сказать, что поражена тем, как много украинцев могут свободно говорить по-английски.
– Говорят, вы в Украине принципиально не говорите по-русски, так ли это?
– Я избегаю русского потому, что плохо говорю на нем. Я не могу свободно общаться на русском (хотя и учила его). Во времена СССР это было такое небольшое сопротивление. Да, вы все равно должны ходить на уроки русского; да, вы должны были выучить стишок и сделать упражнение из учебника – но это был минимум, которого было достаточно.
Это, кстати, было совершенно несправедливым отношением к великому русскому языку с моей стороны – но тогда для меня, ребенка, это была возможность сопротивляться Советскому союзу, не изучая lingua franca СССР. В итоге я действительно плохо говорю по-русски.
Уже позже, работая в русскоязычных коллективах, я поняла, что есть те, кто общаются на русском, но при этом не являются русскими и настаивают, чтобы их ассоциировали с русскими. Как, например, немало украинцев в диаспоре. Также только во взрослом возрасте я поняла, что не все советские мигранты в Эстонии попали сюда добровольно. Например, на Ируской электростанции, где я работала, были инженеры, которых в 1980-х заставили переехать в Эстонию, потому что это была первая электростанция такого типа в Эстонии, и туда надо было направить людей. Их действительно заставили уехать из Беларуси и России – по сути, депортировали к нам, так же, как эстонцев депортировали в Сибирь.
Такой была жестокость Советского Союза, где ты не мог выбирать, где тебе жить. Кого-то переманивали, кого-то заставляли.
И я не хочу, чтобы такое повторилось.
